Сиденье жесткое и сырое; сначала мне кажется, что ткань лопнет под моим весом, но она выдерживает меня. Я отклоняюсь на жесткую спинку и смотрю на противоположную стену.

В центре вздувшихся, выцветших, некогда цветастых обоев висит фотография.

Она та же самая. Я абсолютно уверена в этом.

Я думала, она существует в единственном экземпляре у бабушки… Но сейчас все они смотрят на меня из позолоченной рамки: бабушка с широкой улыбкой; Айна с угрюмым взглядом, родимым пятном и маленькими тонкими косичками; Стаффан с немного несуразным носом и массивным подбородком; Эльза с ее прямым, бескомпромиссным взглядом, который, кажется, прямо сквозь время впивается в меня, сидящую сейчас здесь, на диване.

«Я просто хочу рассказать вашу историю, – говорю я про себя. – Узнать, что же произошло. Разве это плохо?»

Слышу, как наверху закрывается дверь. Мужчины о чем-то тихо говорят между собой.

Эльза смотрит на меня со стены. Закрываю глаза, чтобы не встречаться с ней взглядом.

Я так и не поняла, когда заснула.

Просыпаюсь от того, что к моей щеке прикасается чья-то рука.

Глаза мутные со сна, шея затекла и плохо двигается. При попытке сесть прямо с моих губ срывается тихий стон. Макс кладет руку мне на спину. Когда она касается синяка на ней, у меня создается ощущение, что он пилит мне ребра тупым кухонным ножом.

– Ай, ай, ай… Черт. Ай…

– Извини, – говорит Макс и торопливо отдергивает руку.

Я встряхиваю головой и осторожно отклоняюсь назад на спинку дивана. Когда спина начинает проходить, я понимаю, что у меня просто раскалывается голова над переносицей и вдобавок першит в горле.

Неужели я простудилась?

Хотя, скорее всего, это просто реакция на плесень.

Дверь гостиной прикрыта так, что осталась лишь крошечная щель. Я бросаю взгляд в сторону маленьких окон, выходящих в сад. Снаружи по-прежнему светло, но, судя по розовому оттенку, появившемуся в небе, день уже начал клониться к вечеру.

– Привет, – говорю я Максу, приняв удобное положение.

Он еле заметно улыбается мне тонкими губами и отвечает:

– Привет. Ты спала?

– Да, – говорю я. Странный вопрос. Он ведь сам разбудил меня.

Действительность снова начинает напоминать о себе, медленно, но неудержимо заполняет мое сознание. Картинки всплывают в памяти одна за другой. Эмми на полу. Туне с затуманенным взором; ее светлые волосы превратились в высохшую лепешку из крови и грязи…

– Как ты себя чувствуешь? – спрашивает Макс.

Я качаю головой.

– У меня ужасно болит спина.

– Позволь мне посмотреть, – предлагает он.

У него нет медицинского опыта, но я не напоминаю ему об этом; вместо этого медленно поворачиваюсь на диване. Макс задирает мой свитер на спине; увидев синяк, издает тихий свист.

– Такое впечатление, словно тебе покрасили спину лиловой акварелью, – говорит он и осторожно прикасается кончиками пальцев к коже над ребрами. У меня перехватывает дыхание, когда Макс надавливает на нее чуть сильнее.

– Тебе больно? – спрашивает он, не убирая руку.

– Да, – отвечаю и, отодвинувшись немного, опускаю свитер на место. – Как ты сам себя чувствуешь? – спрашиваю я его и убираю волосы за ухо.

Макс пожимает плечами.

– Пустой. Странно звучит?.. Такое впечатление, словно я выжат, как лимон.

– Понимаю, что ты имеешь в виду, – отвечаю. Мой взгляд блуждает по комнате, купающейся в последних лучах солнечного света. – Все кажется совершенно нереальным, – произношу я медленно. – Словно мы оказались в кошмарном сне.

– Да уж, это точно, – соглашается Макс.

– Как дела у… Роберта?

Мне приходится сглотнуть комок, прежде чем я произношу его имя.

– Не знаю, – отвечает Макс. – Он не особо разговорчив. И раньше-то не любил болтать, а уж сейчас…

– Где он? – спрашиваю. – Неужели один на улице?

– Он на кухне, – говорит Макс. – Хотя сейчас это не столь важно. Она ведь заперта на втором этаже.

Она.

Словно Туне – монстр, привидение. Тень без имени.

– Послушай, – мягко произносит Макс; вытягивает руку, собираясь провести мне по щеке большим пальцем, и тогда до меня доходит, что я плачу. Слезы текут из глаз, а я не в состоянии остановить их. Вытираю лицо и качаю головой:

– Все нормально.

Но Макс не согласен.

– Нет, вовсе нет, – вздыхает он.

И тогда во мне что-то ломается. Я скрючиваюсь и начинаю рыдать так, что у меня трясется все тело, а Макс обнимает меня и прижимает к своей груди. Слезы неудержимо струятся вниз из моих закрытых глаз, неподвластные мне, – так вода прорывает плотину и вырывается на свободу. И при этом я бормочу какое-то слово.

Мне кажется, я говорю «Эмми». Или «прости». Хотя, возможно, и то, и другое.

Макс гладит меня по спине; это причиняет такую сильную боль, что я издаю стон каждый раз, когда его рука касается синяка. Но Макс, похоже, не замечает этого.

– Ш-ш, – говорит он, гладя меня, как непокорного котенка. – Все будет хорошо. Я с тобой. Я с тобой.

Я чувствую, что пачкаю соплями его свитер, и пытаюсь выпрямиться. Но Макс не отпускает меня.

– Я с тобой, – повторяет он снова.

– Я не хотела, чтобы все получилось так, – твержу я в его свитер, который поглощает мои слова, и они остаются неуслышанными. – Я и представить такого не могла… Я не знала…

Макс целует меня в голову. Его сухие губы касаются моих потных волос.

– Мы справимся, – говорит он в них. – Мы пройдем через это, и все будет нормально. Я обещаю. Я с тобой. Мы победим.

Макс продолжает гладить меня по спине, а мои слезы начали утихать. Я снова стараюсь освободиться из его объятий, и в этот раз он разжимает захват.

Я вытираю нос и пытаюсь вытереть глаза. Диван подо мною жесткий. Я чувствую сильный запах соплей, исходящий от его свитера, и плесени.

Макс смотрит на меня и улыбается. На таком расстоянии его зрачки кажутся огромными.

– Я с тобой, – шепчет он и кладет руку мне на щеку.

Потом ласкает ее, нежно берет меня за подбородок, притягивает мое лицо к себе и целует.

Его губы шершавые и сладкие, как сахар, а изо рта неприятно пахнет. Я пытаюсь отклониться от него, но Макс следует за мной и просовывает язык мне в рот. Отстает он, лишь когда я резко отворачиваю голову.

– Что ты, черт возьми, делаешь? – вскрикиваю, уставившись на него и вытирая губы рукой.